Главный американский кутюрье

Галанос — легендарный перфекционист, одержимый совершенством. В каждой мелочи, особенно в невидимой части своих нарядов. Юбер де Живанши, рассмотрев изнанку платья Галаноса, в изумлении сказал: «Так хорошо не делаем даже мы в Париже». Получить такой комплимент от знаменитого кутюрье для американского дизайнера — большое дело.

Джеймсу Галаносу недавно исполнилось 90 лет и практически в каждом юбилейном тексте непременно приводились слова другого почти что 90-летнего старца и патриарха моды, Юбера де Живанши, который, однажды рассмотрев изнанку платья Галаноса, в изумлении сказал: «Так хорошо не делаем даже мы в Париже». Получить такой комплимент от знаменитого кутюрье для американского дизайнера, всю жизнь занимавшегося только prêt-à-porter, это, конечно, большое дело. А то, что Галанос был именно американским дизайнером и для него было важно делать высококачественную моду, которую можно получить, просто сняв с вешалки в магазине, тоже подчеркивают все, о нем пишущие. Впрочем, haute couture был Галаносу неплохо знаком — он два года провел в Париже, стажируясь в доме Робера Пиге в самом конце 40-х, когда парижская мода бурно возрождалась и опять становилась самой главной в мире, и туда опять стал съезжаться весь фэшн-мир. В то время команду дизайнеров, создаваших эскизы в доме Robert Piguet, возглавлял Марк Боан (ему, кстати, тоже недавно исполнилось 88 лет), который в 1960 году станет артистическим директором Christian Dior, сменив призванного в армию Ива Сен Лорана, и проведет там почти 30 лет. Джеймс Галанос, Юбер де Живанши, Марк Боан — сюда еще можно добавить 92-летнего Пьера Кардена — последние люди того великого послевоенного поколения, которое создавало кутюр новейшего времени. Но и это был не единственный кутюрный опыт Гланоса — уже по возвращение в Америку, в 1951 году его нанимает рисовать скетчи Жан Луи, всемогущий тогда в Голливуде художник по костюмам Columbia Pictures. Собственно, благодаря этой работе Галанос и прославится — он будет работать с тогдашней звездой студии Розалинд Расселл, с Джуди Гарланд, его костюмы появятся на всех экранах страны и, в конце концов, он получит предложение открыть свой модный дом. Успех был моментальным и всеобщим — и именно его кутюрный опыт этот успех и принес. Дело в том, что у Галаноса, перфекционизм которого стал легендой, была буквально одержимость совершенством. Во всем, в каждой мелочи — причем, не только видимой части его нарядов, но, особенно, невидимой. Именно это и стало его фирменным стилем — и заставило Живанши произнести свою знаменитую фразу, с которой мы тут и начали. Он маниакально заботился о том, чтобы каждый шов, каждая выточка, каждый подгиб его платьев и костюмов был сделан с максимально возможной идеальностью. Команда его портных во главе с Нондасом Керамитсисом (Галанос, сын греческих эмигрантов, сохранял лояльность диаспоре, да и просто считал греческих портных одними из лучших) корпела над всей этой канителью и доводила каждую вещь до нужной кондиции. Именно такое качество исполнения и заслужило Галаносу репутацию «америкаснкого кутюрье», при том что официально он им никогда не был (и не мог быть, не будучи членом парижского Синдиката высокой моды). Ну и еще, конечно, его стиль. Он был блестящим мастером классической красоты и классического гламура: комплиментарного кроя, который подчеркивал все, что нужно подчеркнуть и скрывал, все, что нужно скрыть, гармоничных пропорций и, главное, украшения и отделки, где ему не было равных. Вышивка, стеклярус, бисер, пайетки, бусины, кристаллы, кабошоны, перья — он умел использовать все это так, что каждая его вещь смотрелась произведением декоративного искусства, никогда не превращаясь в елочную игрушку. Школа парижского кутюра с ее безупречным вкусом узнавалась безошибочно. Он с одинаковым мастерством делал свои знаменитые шифоновые платья (его конек) и шубы из норки, соболя, рыси и каракульчи для меховщика Питера Диона (Peter Dion), работая с мехом как с тканью, добиваясь от него пластичности и выразительности чуть ли не этого самого шифона. Он чрезвычайно любил кружево и мог использовать его самым неожиданным образом, например, на пальто. Его вещи стоили совершенно астрономических денег — и это тоже стало его особым знаком. В интервью Галанос часто говорит, что особенно гордится тем, что одевал не только актрис (а среди его клиенток были и Мэрилин Монро и Элизабет Тейлор и многие другие), но и дам высшего нью-йоркского света — от Жаклин Кеннеди до Глории Вандербильт. Он был любимым портным старых и новых американски денег. Но апогея эта его карьера достигла в 80-е, когда он стал одевать первую леди Америки — Нэнси Рейган. Именно в его платьях она была и на первой и на второй инаугурации своего мужа — оба раза это были жемчужно-белые расшитые стеклярусом и бисером наряды. Нэнси Рейган говорила, что его наряды стоят так дорого, “что никто не может себе позволить одеваться полностью у Джимми, поэтому я крепко держусь за те, что у меня есть”. Галанос же вспоминал, что все два президентских срока Рональда Рейгана он отправлял в Вашингтон каждый месяц по новому платью. Собственно, потому и цены на винтажные наряды Галаноса настолько высоки, что владелицы с трудом расстаются с ними. При этом винтажный James Galanos имеет самый настоящий культовый статус. Знаменитый нью-йоркский винтажный магазин Decades специально анонсирует каждое вновь прибывшее платье James Galanos чуть ли не как свеженайденного Рафаэля. Надевать его винтажные наряды на оскаровские вечеринки (как, например, Хайди Клум) или ежегодный бал Института костюма Метрополитен (как Амбер Валетта) считается особым шиком. И тут даже не стоит говорить о том, что каждая его вещь завтра будет стоить дороже, чем сегодня, а через 10 лет вообще целое состояние, учитывая темпы, которыми в последние годы растут цены на винтаж. И если хоть в каком-то приближении рассматривать винтаж как инвестиции, то делать их в наряды James Galanos – один из самых беспроигрышных вариантов.